злись на меня, попробуй останови меня + riko & kevin
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться2May 13 2021 17:54:10
8 graves — numb
; |
|
кевин думает, что триумф над рико принесет ему долгожданное чувство свободы и внутреннего спокойствия. он надеется, что это все изменит, перечеркнет всю его предыдущую жизнь и позволит вдохнуть полной грудью. вид сломленного проигрышем бывшего лучшего друга отдается где-то внутри выстрелом из пушки. сигнальным огнем, призывающим к тому, чтобы рвануть и сделать все, чтобы больше никогда не видеть этого выражения ни лице морияма. кевин успокаивает себя тем, что от старых привычек сложно избавиться, а его годами дрессировали для того, чтобы он делал жизнь рико лучше. он успокаивает себя тем, что больше их ничего не объединяет и никогда не будет. молится, что это свербящее чувство куда-то исчезнет и даст ему возможность радоваться со всей остальной командой.
лисы заслужили немного триумфа. заслужили ликующую улыбку их лучшего нападающего, адресованную всем его фанатам, которые ждали и верили. заслужили искреннее счастье, потому что они смогли и сделали невозможное. сделали то, во что не верил никто, порой даже они сами. кевин смотртит на собственное отражение в зеркале в раздевалке, задерживается взглядом на обновленной татуировке и думает о том, что ему еще предстоит очень долгий путь к тому, чтобы действительно поверить в ее новое значение. они выиграли, рико проиграл. так почему дэй ощущает себя таким опущенным в воду? почему ему кажется, что единственный проигравший на этом поле он — застрявший где-то в переходе между прошлым и настоящим, и от того такой уязвимый перед рико. дэй пытается пообещать себе, что он исправит это. дэй слишком много всего себе в последнее время обещает.
безбожно проигрывает очередное сражение, когда нил возвращается с новостями о тетсуи и рико. ему нужно слишком много внутренних сил для того, чтобы не рвануть к рико прямо сейчас. он понимает, что парень сейчас остался совершенно один со всеми теми демонами, что пожирали его изнутри всю жизнь. это больше не твое дело, дэй, одергивает он себя, заставляя фальшиво улыбаться перед камерами. поправляет себя оно никогда и не было твоим.
о смерти тетсуи и том, как это повлияло на рико, у него спрашивают чуть ли не больше, чем о том, каким образом лисам удалось добиться такого невероятного успеха, и кевин бесится в очередной раз. бесится, что у людей хватает наглость интересоваться после того, как дэй недвусмысленно намекнул, что это рико сломал ему руку. бесится, что у них хватает наглости лезть после того, как морияма за короткий срок потерял и отца и дядю. бесится на себя за то, что не отправил даже простого сообщения.
тэя не понимает, что не так с кевином. кевин не может ей объяснить, потому что она слишком многого не знает, а он ее слишком во многое не хочет впутывать. с запозданием парень задумывается о том, что это, наверное, не тот паттерн отношений, который он должен поддерживать, но у него не хватает сил на что-то большее. тэя заслуживает гораздо большего, чем кевин дэй, но у него не хватает сил, чтобы отпустить ее. поэтому он зарывается лицом в копну ее непослушных волос, засыпая вечером в ее кровати, мыслями находясь где-то очень и очень далеко.
хорошо, что долго продолжаться так не может. сначала дэй возвращается к тренировкам, затем эллисон напоминает о путешествии, которое они планировали в случае победы, и парню приходится сдаться. он не капитан, он не может приказать им оставаться на поле. да и по факту он слишком занят тем, что пытается понять, достаточно ли хороших кандидатов в команду они отобрали в этом году. ничего сверхъестественно клевого он от них не ощущает и бесится на нила за то, что тот отстаивает нахождение в команде какого-то совершенно неподходящего парнишки. кевину остается лишь сжать губы в тонкую прямую полоску и наблюдать за разговорами ваймака и джостена, чтобы потом утвердить парочку хоть куда-то годных кандидатур. в путешествии он планирует заявиться с предложением к одному из них.
в путешествии кевин все еще не с ними. он все еще где-то очень далеко, мониторит новостные ресурсы в поисках информации о рико и его состоянии. не находит ровным счетом ничего и переживает еще сильнее, по несколько часов к ряду гипнотизируя собственный телефон, но так и не решаясь набрать до боли знакомый номер. в итоге весь отпуск под него проходит под эгидой водки и прочих прелестей алкогольного мира, едва ли хоть несколько часов трезвым и собранным. смерть тетсуи, кажется, и на него влияет немногим больше, чем должна была. кевин думает о том, что его хозяин теперь мертв, что стараниями нила теперь они с жаном _свободны_ настолько, насколько это вообще может быть реально. понимает, что вся эта концепция для него незнакомая и непонятная. последние полтора года он жил в страхе перед семьей морияма, переживая, что произойдет, когда они решат наконец взять свое. последние полтора года он боялся рико больше всего на свете.
теперь ему неожиданно больше всего на свете хотелось просто одного спокойного разговора.
к нему, впрочем, дэй оказывается не готов. и когда пьяный рико появляется на пороге его комнаты в общежитии, парень бледнеет и хватается пальцами за дверной косяк, но с облегчением выдыхает, когда понимает, что рико хотя бы жив. к их разговору он не готов абсолютно, но и разговор этот, если честно, адекватным назвать не получится. рико поздравляет лисов с победой, а кевин всматривается в его лицо в поисках хоть какого-то подвоха. не находит такового и путается еще сильнее, совершенно не понимая, что ему делать с этим подобием адекватного человека. кевин дэй совершенно не представляет, как ему общаться с человечным рико морияма.
он не знает, что ему делать, когда рико выглядит уязвимым, болезненным и разбитым. рефлексы [ да-да, они самые ] внутри требуют заключить его в объятия и поговорить, здравый смысл заставляет его вцепиться пальцами в собственное бедро до красных отметин. им не о чем разговаривать. ему нужно лишь поблагодарить рико за поздравления, выпроводить его отсюда и нажраться до беспамятства сразу же после этого. именно этим он и занимается, ловя на себе слишком внимательный и слишком много замечающий взгляд эндрю. кевин никому ничего объяснять не должен и не собирается.
проходит еще несколько месяцев относительно спокойной жизни, начинаются новые тренировки и лишь каким-то чудом кевин спит так рано, когда к нему приходит рене часов в одиннадцать вечера, чтобы сообщить очень интересную для него новость. дэй не знает, почему ему должна интересовать некая информация о рико, но внутренне напрягается.
ты знаешь, что все дерьмово, когда кевин дэй без стука влетает в комнату нила с эндрю, чтобы сверлящим взглядом уставиться в стену куда-то позади головы миньярда. ты знаешь, что все дерьмово, когда все, что он говорит, — мне нужны ключи от твоей машины, эндрю. я верну ее утром.
нонсенс номер один — эндрю никогда не давал эту машину никому, кроме нила и рене. нонсенс номер два — кевин никогда и не пытался попросить. у него немного трясутся руки, и его общее состояние оставляет желать лучшего. объяснять эндрю причины, по которым дэй так торопится, он не хочет. не хочет он и в принципе выслушивать хоть какие-то комментарии касательно того, что происходит, поэтому отделывается несколькими общими фразами, прекрасно понимая, что утром ему придется отвечать на вопросы.
но все это будет потом, завтра. сегодня же его ждет несколько часов в машине до другого штата, попытки понять, где находится этот чертов ночной клуб, и оправдаться перед самим собой, почему же ему настолько не похуй. кевин пытается сказать себе, что это потому, что рико — его друг детства и был важен для него. потому что часть его все еще лояльна семье морияма и привыкла защищать рико любой ценой. потому что он, блять, полный еблан и сбрасывает пару звонков от теи, потому что не может с ней ни о чем разговаривать прямо сейчас.
по пути он, скорее всего, ловит пару-тройку штрафов за превышение скорости, но его это едва ли заботит. кажется, он настолько погружен сейчас в свои мысли, что его бы не озаботила даже погоня за ним всей полиции штата. в голове пульсирует лишь мысль о том, что ни в коем случае нельзя позволить рико продолжать так жить и дальше.
нужный ночной клуб найти оказывается не так уж сложно. найти рико в толпе отвратительных существ с вполне себе определенными намерениями — еще проще. кевин выдергивает морияму буквально из рук какого-то отвратительного уебка и смотрит на него неверящим взглядом. блять, а ведь он до этой самой секунды надеялся, что информация, которая до него дошла, была ошибочна. думал, что не может быть такого, чтобы это оказалось правдой. он проехал черт знает сколько миль, даже не веря в то, что эта информация верна, что это вообще о нем говорит? пока только то, что рико пытается активно сопротивляться, чем вызывает у своего несостоявшегося партнера очень непонятные кевину реакции.
— пусть твоя подружка присоединяется к нам третьим, меня на всех хватит.
кевин видит что-то очень нехорошее в глазах рико, а потому тянет его за собой еще упорнее, пока не вытаскивает, наконец, из толпы, а затем и прочь из этого чертового ночного клуба, в какую-то подворотню. блять, что он вообще тут забыл?
— рико, скажи мне, пожалуйста, какого хуя ты творишь? — спрашивает кевин, и его голос срывается, обнажая вполне себе простую истину. кевину действительно не плевать на то, что происходит с рико. как бы он ни пытался сделать вид, что это не так. как бы ни пытался выкинуть его из головы. просто некоторые вещи нельзя изменить никакими силами.
Поделиться3May 13 2021 17:54:39
этим утром, проснувшись, рико впервые за несколько недель заглянул в зеркало — и увидел напротив жуткое, черное чудовище с острыми клыкам и когтями. кровожадное, ненасытное, грязное. он вглядывался в своем отражение несколько долгих минут, пытаясь найти в точеных чертах лица и скулах, точно лезвия разрезающих на две части череп, что-то из того, что он раньше о себе знал. единица на щеке насмехалась над ним из зазеркалья, и хохот ее был так громок, так жгуч и невыносим, что у рико заложило уши.
впервые за несколько недель он посмотрел в зеркало и вместо привычного, лощеного, красивого отражения увидел все, что сидело у него внутри. на коже его пятнами разливалась иссиня-черная нефть, въедалась в поры, как чернила на игле татуировок, и черный океан, плескавшийся внутри, плескался снаружи теперь — в глазах потухших, в истончавшей шее, в тонкой, побледневшей коже. все, что он не мог сдержать, все, что сдерживать больше не было никаких сил, выливалось наружу цунами, оставляя за собой развалины да крики, держало за горло его голыми руками, черными-черными пальцами, оставляя следы крупные, заметные, и кричало в лицо ему неистово, но слов он разобрать не мог.
впервые за всю свою жизнь морияма увидел в зеркале не то, что привык видеть, а себя настоящего — грязного, черного, пустого и жестокого, способного только оставлять синяки на коже, кровью наливать глазные яблоки, крошить кости в труху и на языке перекатывать шарики чьей-то крови, смеясь, улыбаясь и веря искренне, что иначе он и не умеет.
этим утром, проснувшись, рико во второй раз в жизни так отчетливо испугался: почувствовал лед, расколовшийся где-то в животе, почувствовал, как льдинки острые, словно наточенные ножи, ползают по венам его и режут изнутри, почувствовал, как позвоночник сковало цепями по каждому позвонку, и в спине будто образовался стержень, по которому ползала всякая нечисть и мерзость — все, что составляло его, от начала и до конца.
в первый раз он испугался выстрела — пистолета в руке старшего брата, его взгляда, голоса, тела, испугался чего-то вне себя; во второй — себя самого.
и чувство это было ново. он раньше был другим, он раньше чувствовал иначе, он раньше был жестче, сильнее, проще. быть другим, таким новым, странным, так по-новому и так странно внутри себя самого ощущаться — одновременно больно, жутко и холодно.
он много думал о том, где находится эта переломная точка, в которой хребет его надломился, и позвоночник покрошило пополам, но точной координаты не нашел — то ли там, где на табло высветился счет, и сколько его ни гипнотизируй тяжелым взглядом, ничего не менялось; то ли там, где над ухом прозвенел выстрел; то ли в ванной тем вечером, когда, стоя в душе, рико провел рукой по щеке, подставляя ее холодной воде, и в смыве под ногами увидел кусочек человеческого мозга. где-то между этими событиями в нем происходили метаморфозы, приведшие его к сегодняшнему утру, предательски свисающему с кровати, болтающему ногами и хищно улыбающемуся этому новому, страшному, черному человеку в зеркале.
но все вышло из-под контроля. невысокие кирпичные дома, что видно из окна, заманчиво светили окнами, и рико, выглянув однажды, увидел в желтых прямоугольниках счастливые улыбки, услышал смутные звуки семейного праздника, и в его руке лопнул полупустой стакан с виски. это все — то, что происходит за дверью дома, что происходит в мире, в спортивных новостях, в общежитии лисов, — все теперь чужое чье-то, чье угодно, но не его собственное. его — каждый кубический метр всепоглощающего одиночества, каждый сантиметр воздуха, смыкающийся на глотке, каждое слово, застрявшее в груди нелетающей птицей, каждая секунда и каждый новый порез в знакомых местах. там, где раньше острый нож тетсуи разрывал мышцы в самых болезненных точках его тела, найденных методами проб и ошибок, остались едва заметные, крохотные, не подлежащие обнаружению, если только не знать, куда смотреть, шрамы, и морияма ориентировался на них, проводя лезвием по коже, шипя от боли и заставляя себя терпеть.
он не заслужил ничего из того, что люди зовут хорошим — ни телефонного звонка, ни сообщения, ни звука. в его доме все время тихо, только гудит телевизор, сменяя диктора на диктора, ведущего на ведущего и одну телепередачу на другую; в его доме замер воздух, замерло время, замерла сама жизнь внутри него, пока хозяин, будто человек в высоком замке, слоняется по комнатам с алкоголем, сигаретами и наркотиками, пытаясь слепить хоть что-то из жалких остатков чувств.
рико чувствует одновременно слишком мало и слишком много, и все, что внутри кипит, бурлит и вибрирует, — это боль. боль, которую он себе причиняет сам ли, или та, что осталась от тяжелых кошмаров, снов и воспоминаний. это в сущности и неважно, откуда она взялась, важно лишь, что морияма пускает ее в свою постель, приветственно ей улыбается жалкой, слабой, серой улыбкой, и она принимает приглашение — спит с ним, просыпается, глядит на него так жадно, будто хочет всего себе, и однажды рико поддается — позволяет ей забрать все, что есть у него, и выжечь его дотла.
он не заслужил ничего из того, что так необходимо ему, и принимает это покорно, голову опустив и взглядом вперившись в пол. он думает, что должен быть наказан — вороновы привычки из тела так просто не вытравишь, не выскребешь и не высечешь, и наказывает себя с головой — режет, бьет, пьет столько, что по ночам не спится, пробует наркотики и очень много курит. позволяет себе быть слабым всего на пару минут — и просто не может остановиться, будто сорвался в свободное падение с невероятной высоты.
и к кевину он идет, наверное, за тем же — за наказанием. он думает, что снова увидит страх в глазах, увидит пару шагов от него непроизвольных, увидит трясущиеся плечи. и видит, когда решается поднять взгляд: вжатые в дверной косяк пальцы, белеющие костяшки, дрожащий голос и неловкая улыбка, как будто дверь он хочет закрыть поскорее. морияму это почти устроило — в конце концов, дэй боится его жутко, дэй верит искренне, что все, что было между ними, было _манипуляцией_ с его, рико, стороны, и это одновременно смешит до трясучки и болит так, что хоть там ложись и умирай. рико понимает, правда понимает, что доброго взгляда его не заслужил — но почему-то готов на все, лишь бы кевин еще хоть раз посмотрел на него так, как раньше.
к удивлению всех своих чертей, он и поздравляет лисов искренне, без насмешки и сарказма. в какой-то степени за них он и правда рад. экси перестает быть таким важным, из его жизни он исчезает и, кажется, навсегда, и морияма остается в ней один, совершенно пустой. проигрыш больше не кажется таким важным, страшным и жутким, и рико, глядя на веселящихся лисов за плечом дэя, почти улыбается.
знает, что сам такого не заслужил.
под предводительством каждого из своих внутренних демонов он спускается на самое дно. алкоголь превращается в море алкоголя, наркотики — в практически непрекращающиеся приходы в пространстве гостиной его огромного пустого дома, сигареты — прожигают легкие и кожу в нескольких особо болезненных местах. но рико делает вещи хуже, гораздо хуже, чем это.
сначала режет свое тело сам, заставляет себя жить с этой болью, потом — дает ранить себя кому-то еще. начинает с жутких драк, в которых сопротивляется разве что для виду, и позволяет превратить его осунувшееся лицо в кровавую кашу, которую потом кое-как собирает вместе. заканчивает ночью в чьей-то постели.
худшее наказание, которое он может придумать, — такое же унижение, какое испытывали жан и кевин, когда он был их королем. морияма позволяет делать с собой все, что заблагорассудится, и учится по виду определять людей, которые захотят чего-то большего, чем просто трахнуть его в туалете. он находит людей, которые любят бладплей, находит сильные руки, что будут душить его, пока он не попросит прекратить, находит уродов, подобных себе, и ложится с ними в постель. чтобы наказать себя, но вместе с тем — чтобы понять, каково это.
ему хочется почувствовать. узнать, что ощущали они, когда он стоял и смотрел. услышать их ушами, увидеть их глазами, хотя бы несколько часов прожить так, как жили они долгие, слишком долгие годы. это не только о том, чтобы сделать себе больно, но может быть даже больше о том, как понять и исправить. когда рождается желание сделать все правильно, рико становится сам внутри себя совершенно невыносим. его кроет жуткими приходами, истериками, паническими атаками и потоками слез, остановить которые он не в силах, и он падает на колени перед спертым воздухом собственной ванной, хватается за живот и повторяет только, что ему очень, очень жаль. господи, бесконечно жаль.
он хотел бы, чтобы смелости хватало взять и сказать это, глядя в глаза кевину. глядя в глаза жану. хотел бы, чтобы однажды он был достоин того, чтобы они простили его искренне. хотел бы, пускай в старости, пускай в последний свой день на земле, сотни тысяч извинений спустя, миллионы сожалений и кошмарных снов погодя, они поверили ему. жаль, что он натворил слишком много, а исправлять взялся слишком поздно.
морияма пытается _понять_, поэтому находит самую мерзкую рожу в клубе, подходит и предлагает открыто — сделать с ним все, что только придет в голову. мужик лет тридцати, кажется, удаче своей не верит, держит пальцами за подбородок и разглядывает с ног до головы, примеряясь. плюет на щеку ему и говорит терпеть — рико проходит испытание, только после разрешения вытирает щеку рукавом, и в момент, когда они готовятся уходить, вдруг чувствует руку, сомкнувшуюся на его локте, тянущую его назад.
он оборачивается скорее из страха, не зная, что увидит, и когда видит кевина, планета вдруг обрушивается на голову ему, разбиваясь на плечах.
что ты здесь— кевин?
у мориямы заплетается язык, он пьян и обдолбан, напуган к тому же, и он позволяет вывести себя, едва-едва передвигая ноги. свежий воздух бьет по лицу почти так же сильно, как взгляд дэя, и все же и в половину не так больно.
что ты здесь.. как ты тут оказался? отсюда ехать несколько часов до вас. кевин?
рико слышит дрожь в голосе. кевин переживает? хочет ударить его? не разобрать. он и его-то разбирает с трудом, только руку поднимает к щеке и протирает еще раз, чтобы дэй совсем не заметил следов. их, впрочем, возможно там и нет, но он чувствует, а кевин всегда чувствовал его. лучше, чем кто-либо.
почему-то рико вдруг реагирует агрессией — ему хотелось, чтобы кевин был здесь, но он не заслужил этого. неужели он не понимает, что не должен здесь быть? неужели не понимает, что нужно _заработать_ такой взгляд и такую дрожь в голосе? на него хочется повысить голос, но рико только усмехается, как привык, и ведет плечом.
пью. веселюсь. собираюсь пойти и переспать с кем-нибудь. тебя волновать не должно, чем я занят, у тебя других дел нет? стой не уходи подожди вытащи меня отсюда.
я всего лишь пытаюсь понять.
Поделиться4May 13 2021 17:54:56
кевин ничего из этого уже давно не хочет. не хочет, чтобы ему было _не все равно_ на рико ; не хочет, чтобы рико в его жизни присутствовал даже ночным кошмаром ; не хочет маниакально выискивать новости о нем на просторах интернета и писать короткие сообщения бывшим товарищам по команде, чтобы узнать хоть что-то. никто никогда не спрашивал кевина, чего он хочет на самом деле, так почему в этот раз что-то должно измениться?
ничего никогда не меняется.
кевин все еще иссиня-черный, с рваными кроваво-красными ранами по всей душе. глубоко внутри он все еще ворон, и давно уже отвыкший от шестнадцатичасового исчисления времени в сутках кевин все равно порой просыпается и не может понять, утро сейчас или вечер, проебал он все или еще можно жить. ему кажется, что до конца это не уйдет никогда. возможно, до конца он сам это так и не отпускает. он смотрит на татуировку на свой скуле и вспоминает двойку, красовавшуюся там ранее. он доказал всем, что вовсе не является вторым, но было ли достаточно этого для него самого?
может ли вообще этого быть достаточно, когда его король черт знает где?
выбирая королеву, дэй не думал, что этими странными аналогиями привяжет себя к рико еще сильнее, но жуткая потребность в его присутствии в жизни возвращалась волнообразными скачками, заставляя дэя напиваться в хлам в моменты просветления, когда он понимал, что он не должен чувствовать подобное по отношению к рико.
он убеждает себя раз за разом, глядя в зеленые глаза в отражении: рико не заслуживает любви. он не заслуживает жалости и сострадания. он превратил ваши жизни в ад и уничтожил вас. если бы ты остался в эвермор, то был бы уже мертв. не заслуживает, ничего не заслуживает, блять, дэй, прекрати переживать за него. подумать проще, чем сделать. солгать себе, что тебе плевать. сделать вид, что ты вообще не знаешь, кто такой рико морияма. но все равно болезненно быстро подрываться, как только слышишь имя семьи морияма с экрана телевизора. пожалуйста, только не сообщение о смерти.
кевину снится до отвратительного много кошмаров. в этих кошмарах — кровавые реки и мертвенный холод. в этих кошмарах все, что делал рико с ним, и все равно все, чего так боится кевин сейчас. его смерть в миллионах разных вариаций и жуткое осознание мерзкой правды: кевин дэй просто не сможет существовать в мире, в котором нет рико мориямы. его может не быть в его жизни в полном смысле, они могут не разговаривать вовсе, но кевину просто нужно знать, что он жив и хотя бы относительно в порядке. эгоистично? пожалуй да. однако у кевина есть право на этот эгоизм в отношении рико. в конце концов он и его семья все у него отняли, почему он не может потребовать немного обратно?
кевин дэй без рико мориямы не может. именно поэтому он срывается в другой штат на ночь глядя, взяв машину эндрю. именно поэтому он готов пожертвовать всем, что он с таким трудом выстроил за прошедшие полтора года, чтобы вытащить его оттуда, куда он залез. его королю не место на тех помойках, в которых он по каким-то причинам стал обитать. его королю место рядом с ним, но до этого осознания кевину еще только предстоит дойти.
этот клуб, люди в нем, мужчина, из рук которого кевин выдрал рико — все это выглядит таким отвратительно нереальным, таким неподходящим. видеть рико в подобном месте — все равно что встретить королеву англии в кафе, в которое они заезжали раньше за крекерной пылью. это неправильно, так быть не должно, и у кевина сердце щемит странной непривычной болью от того, как дерьмово выглядит рико. в таком состоянии он никогда за всю свою жизнь его не видел, и все его годами выработанные инстинкты кричат ему о том, что он должен что-то с этим сделать. делает что-то кевин, впрочем, не из-за них.
— как я здесь оказался? о, ну знаешь, люди используют машины для передвижения между городами, когда им нужно быстро приехать из одного места в другое, — язвит кевин, и в его голосе столько боли и переживаний, что в них утонуть можно. он не хотел показывать рико, насколько ему плевать, но, пожалуй, проебался с самого начала. человек, которому плевать, не станет несколько часов мчаться, превышая все возможные скоростные режимы, чтобы успеть вовремя. он даже думать не хочет о том, что могло бы произойти, если бы он сбросил скорость хоть ненадолго. что уже происходило раньше, потому что его здесь не было.
его волновать не должно происходящее, и это факт. кевина вообще не должно было больше быть рядом с рико никогда, но он здесь. стоит в подворотне какого-то отвратительного клубешника, уставший как незнамо кто после изматывающей тренировки и почти бессонной ночи, обещавший эндрю, что вернется к утру, что еще хуже — явно планирующий нарушить свое обещание ( сообщение об этом он отправил в тот же момент, когда увидел клуб, в котором ошивался рико ). ему должно быть плевать, он должен быть счастлив, видя своего обидчика в таком состоянии, но он чувствует, как рико надломлен, и ему хочется сорваться с места и поймать его. не дать разбиться окончательно, потому что видит бог кевин дэй прекрасно знает, как сложно потом снова собрать осколки воедино.
— прекрати этот цирк, рико, или ты планируешь паясничать, даже понимая, что я бы не приехал просто так? — слова даются кевину с огромным трудом. признать вслух, что ему не плевать на рико — все равно что объявить о капитуляции. но дэй не видит других способов повлиять на рико, кроме как быть с ним честным. любую фальшь морияма сейчас ощутит острее, чем когда-либо, и пусть кевин был прекрасным лжецом, рико нужно было видеть правду. — разве так разговаривают с человеком, проведшим ради этой встречи за рулем последние часа три?
слова рико раздражают, заставляют кровь в венах бурлить и кипеть, и кевину язык прикусить приходится, чтобы не ляпнуть ничего лишнего, не сказать ничего такого, что могло бы неотвратимо оттолкнуть от него морияму. он делает глубокий вдох и выдох, затем еще несколько, успокаивая нервы, и в итоге его голос звучит до ужаса безжизненно и без эмоционально. не от того, что он притворяется, а от того, что треснет сам, если слишком задумается об этом. — что ты пытаешься понять?
рико будто бы не слышит его, и нервы кевина сдают. он хватает рико за грудки и впечатывает в стену позади него. встряхивает и заставляет его посмотреть прямо в глаза. — что, блять, ты понять пытаешься, морияма?! кому станет лучше от того, что ты делаешь с собой?! ты думаешь, что я буду счастлив, если ты с собой это сотворишь? думаешь, я хочу, чтобы ты страдал так, как страдали мы? нет. никогда я не хотел этого, никогда не буду хотеть. но что еще важнее — ты никогда не поймешь этого. знаешь почему? потому что все то, что с тобой сейчас происходит, происходит по твоему разрешению. ты позволяешь им с собой так обращаться. ты позволяешь себе страдать. у тебя есть выбор не делать этого. у нас этого выбора не было. и я не хочу, чтобы ты хоть когда-либо, блять, почувствовал это, гребаный ты придурок.
кевин взрывается миллионом разных эмоций, и его состояние меняется каждую секунду. общий фон невероятной злости сменяется каким-то ужасающим отчаянием от осознания, что рико мог пытаться с собой делать все это время. от осознания, что все дошедшие до него слухи были не просто правдой, а ее сильно преуменьшенной версией. от пугающей мысли о том, что он нужен был рико, но его не было рядом.
Поделиться5May 13 2021 17:55:14
жестокая реальность такова — рико морияма не стоит и ломаного гроша, ни со свитой, ни без нее, ни с короной на цвета воронового крыла волосах, ни в грязи и пыли придорожных забегаловок и липких, слюнявых и погрязших в дыму ночных клубов. за фасадом, красивым, вылизанным, стерильным, стерилизованным в концентрированной ненависти, желчи и злобе, нет ничего — полая темнота, звучащая эхом над ухом, полнящаяся только шумом темной-темной воды.
океан, говорят, изучен только на сотую его часть — рико посмеялся бы и сказал, что люди просто по глупости не туда погружаются: подводные лодки, акваланги, аппараты для регулировки давления, — это все можно выбросить за ненадобностью, ведь чтобы повстречать всех жутких клыкастых чудовищ, которых скрывает под толщей воды океан, достаточно всего лишь заглянуть ему прямо в глаза.
жестокая реальность такова: дно у мирового океана илистое, горячее под босыми ногами, и от давления выдавливает глаза из глазниц, и щупальца, окутывающие липким холодом по ледяной коже, тянутся из темноты вокруг тебя. и на многие мили вокруг — никого, и себя самого не слышно, ни мыслей своих, ни пузырьков воздуха, в немом плаче вырывающихся изо рта, и под километрами, килотоннами соленой воды, разъедающей кожу ожогами, ты один, и ты это заслужил.
рико в сущности все равно, — теперь — в каких кустах валяется заблеванной его воронья ворона, где он сам и с кем, какие вещества подсовывает ему в развернутую ладонь бестолковый бармен в ответ на сотку баксов, свернутую в неаккуратную трубочку, главное — чтобы волны были выше, быстрее и больше, чтобы цунами обрушивало подъезды на голову, чтобы вулканическое жерло клокотало лавой, и он в ней томился, а все остальное — оно неважно. неважен, если подумать, весь мир — так рико думает, горячую голову вскидывая в ответ, когда чьи-то цепкие пальцы за волосы тянут назад, так думает, когда синяков и ссадин не сосчитать, и уборщицы в доме головами качают, мол, так нельзя. неважно все мироздание, если все, что у тебя есть, это воды и щупальца, зубы и когти, грохот и скрежет, шум дождя и пение аистов-марабу за окнами.
но пускай рико морияма не стоит и ломаного гроша, пускай ни стоит и взгляда в его сторону лишнего, ничего не стоит, кевин дэй стоит прямо перед ним, держит за запястье его больно-больно, сжимая так, что кость хрустит, и смотрит в его темные глаза так, словно силится найти в них хоть какое-нибудь опровержение своим самым страшным догадкам. рико стыдно — стыдно в ответ не отводить глаз, но он не отводит, стыдно, что кевин не найдет там того, что ищет, потому что все именно так, как он себе представил, и хуже даже; стыдно, что прохладный воздух ночного города забирается так глубоко в вены и пузырем воздуха взрывается в пульсе прямо под пальцами кевина — и дэй не сможет не заметить, как сердце рико трещит и разрывается, силясь вырваться сквозь ребра и упасть в раскрытые ладони к нему.
морияма вдруг понимает — откуда берется недоумение во взгляде кевина, откуда брови нахмуренные, откуда блеск в глазах живой такой и перепуганный. и это смешит, истерически и почти безумно, но рико разрастается вишневыми ветвями горлового, низкого хохота, сотрясая под ногами асфальт. он сгибается пополам и присаживается на корточки, глазами утыкаясь в землю, и смеется в ответ на все, что кевин говорит, пока не хрипнет голос.
а ведь все просто: кевин не может сложить, блять, в голове того вороньего короля, каким он помнит рико, и раздолбанного, кишащего грязью и гноем урода, стоящего перед ним. не накладывается у него рико морияма с гордым первым номером на щеке, с клюшкой в руках и в черной форме, надетой как знамя, как броня на груди, как щит и меч одновременно, и эта жалкая, побитая, кряхтящая в агонии пташка, которую он вынес из клуба, с крылом подбитым да лапой оторванной. рико смешно — это так иронично, так глупо, так, блять, странно, что смешно; кевин же видел его в последний раз тогда, когда он еще умел плечи держать ровно и подбородок вверх поднимать, что бы ни случилось, а больше — никогда. с тех пор, дэй видит, много воды утекло. такой морияма, каким его помнит второй номер воронов, остался только в его памяти — да памяти команды, может быть, той ее части, что не слышала о происходящем с их бывшим звездным капитаном. рико вот его давным-давно забыл: он не видел его в зеркале, не видел на фотографиях, не чувствовал в себе — тот парень задохнулся в выстреле, прозвучавшем над ухом, и в посмертных судорогах успел прихватить с собой все лучшее, что было в нем — гордость, здоровую спесь, чувство собственного достоинства. все остальное осталось нынешнему рико — и кевин, глядя во внутрь зрачков его, тоже сейчас это найдет: детский страх, боль по всему телу от сердца и по венам, животный ужас, застрявший в теле осколками от снарядов, вздрагивание от резких шумов, вина, стыд, полночные кошмары, медузы и акулы, скаты и кракены, кровь и тишина.
рико не замечает, смеясь в полуистеричном состоянии, как кевин хватает его за футболку, за грудки, и впечатывает в стену за его спиной. шершавая поверхность стены раздирает морияме лопатки, и он не смеется больше, но улыбка не спадает с его лица все время, что кевин говорит — усталая, но сумасшедшая. рико кажется, кевин оттого и повышает голос, оттого и встряхивает по плечам его, что не может не видеть, как понимания во взгляде напротив становится все меньше, а черных вод — все больше, не может не видеть, как чернила переливаются через край и текут по щекам вниз. рико улыбается, и улыбка эта мертвая, приклеенная к лицу насмерть, он ни убрать ее не может, ни оживить, только смотрит так же, как дэй, в упор на него и надеется, что кевин отступит, когда поймет, что это все бесполезно.
неважно, чего ты хочешь, кевин. голос мориямы хрипит, звучит устало, как из старых динамиков, как с шумом, накинутым поверх, и рико прокашливается прежде, чем продолжить, глаз все так и не отведя. вопрос ведь совсем не в этом. и даже не так важно, сам я это делаю или не сам. важно, что это мерзко, грязно и больно, и в этом смысл. ты разве не понимаешь?
рико только тогда наконец оглядывается по сторонам, поднимает руки, чтобы сбросить с себя вцепившиеся в футболку пальцы кевина, но не может — только кладет ладонь на левое запястье парня и немножечко сжимает, мягко и почти неощутимо. как будто не требует и даже не просит отпустить, а может даже просит и требует никогда не отпускать. рико сам не знает — он сейчас совсем о себе ничего не знает, не видит и не понимает ничего, потерянным вороненком в лесу дремучем пытаясь выйти на свет, цепляясь в мертвых схватках с хищными птицами и зубастыми волками. он не понимает, что свет сам к нему пришел, что он прошел миллионы световых лет, один часовой пояс и три часа в дороге посреди ночи, чтобы забрать его; не понимает, о чем кевин говорит, что хочет сказать, чего не может сказать; понимает только, что держать его руку хорошо, правильно и тепло, а все остальное, рико прав, в сущности совсем неважно.
что ты хочешь, чтобы я сделал? пошел дальше жить своей спокойной жизнью, пока вы с жаном, миньярд, джостен, да все вы кое-как себя по частям после меня собираете? я это должен сделать или что? объясни мне, блять, тогда, раз ты все знаешь лучше. а если не знаешь — не берись объяснять и честно скажи, что приехал, потому что беспокоишься. а знаешь, почему? я тебе скажу — потому что ты в созависимом дерьме, кевин, вот почему. потому что ты и хотел бы не приезжать, а не можешь. мне об этом тоже забыть, тоже перестать пытаться что-то понять, да каким угодно нахуй способом? или что? что мне сделать, кевин, чтобы ты смог спокойно развернуться, уехать и никогда больше не вспоминать обо всем, что я с тобой сделал?