it's always yes with you.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » it's always yes with you. » active » you don't hear sollitude calling me + tartaglia & zhongli modern!au


you don't hear sollitude calling me + tartaglia & zhongli modern!au

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

https://i.imgur.com/oflKwsn.png

0

2


тарталья задумчиво крутит пальцами камушек на серебряной цепочке на шее и закусывает губу, расчеркивая бумагу резкими, отточенными движениями — слова не складываются, только макулатуру собирать и остается, и от бессильной злости он почти рычит — такого с ним давно не бывало.

долго ли умеючи, говорят о нем вчерашние одногруппники, пожимая плечами; ему одному из выпуска удалось пробиться в новостное издание, остальные разбрелись по желтым газетенкам и негосударственным мелким журналам, тоже вроде как писать об ублюдках при бабле, но на деле — становиться такими же, как они, мелочными и жалкими. у тартальи другие цели — он пишет, чтобы писать, копает, чтобы находить, и если на горизонте заревом появляется новый вызов — он берет один билет на самолет, эконом-класс у иллюминатора, и летит.

сутками сидеть в архивах, перекладывая бумажки с одного стола на другой, стачивать карандаши, делая заметки с разговоров, которые нельзя записать на диктофон, и гордо поднимать буйную, дурную, молодую и горячную голову, отправляя в печать новое громкое расследование; и когда обмудка, у которого на фабриках в китае в настоящем рабстве работают маленькие дети, уводят в наручниках под конвоем, тарталья знает, что все сделал правильно.

долго ли умеючи — это и вправду про него, и он смеется всегда, когда слышит это за спиной прохладным шепотом. никому не нравятся выскочки вроде него, и с десяток руководящих лиц его издания поглядывают на него с опаской всякий раз, когда он мчится куда-то снова. синьора говорит, надо поумерить пыл. придумать план отступления прежде, чем просто так врываться в главный офис коррумпированной государственной компании; тарталья и на это в ответ только усмехается. планы, значит. схемы, эстетика красной нити, натянутой между офисными кнопками в пробковой доске, фотографии, вырезки, отчеты. даже звучит утомляюще — пару раз он срывал собрания руководства громкой зевотой, а однажды уснул, и после этого звать его туда перестали — просто вручали билеты туда, куда ему заблагорассудится, и брали на себя расходы. все, чего требовали взамен, — безупречно написанное расследование, чтобы и комар носа не подточил.

долго ли умеючи.

но что-то идет не так в этот раз, тарталья чувствует. у него на шее пламенем разгорается камень странновато-желтый, не янтарь, не гелиодор, не цитрин, и там, где медальон соприкасается с кожей, остается красноватый след. сколько к ювелирам ни носил — природу камня так и не определили, но до сель он лежал на груди спокойно, между ключиц острых тонкой капелькой меда, застывшего в веках, а теперь вот горел и жег. тарталья держал его в руках, думал, что наверняка разболелся в бесконечных перелетах и во всем виновата повышенная температура тела, и слова не идут, наверное, потому же.

что-то идет не так, но он не может думать об отдыхе: ощущение, такое ясное и четкое, будто он близок к чему-то совершенно невероятному, будто сделать еще шаг, и он откроет все секреты человечества в одной шкатулке пандоры где-нибудь в камере хранения на нью-йоркском вокзале, не дает ему спокойно спать. тарталью тянет вперед — сначала в кресло самолета, потом в поезд, потом в номер отеля буквально за углом от главного здания компании, ставшей следующей его целью.

такого с ним тоже давно не случалось, и тарталье смешно и страшно одновременно. пик в двадцать четыре — звучит рано, слишком амбициозно, слишком-слишком, но это чувство не назвать иначе; как будто все, что он знал когда-либо, вело его к этому моменту — и детство среди пытливых умов, и школа журналистики в мадриде, и теперь, вот, дурацкий камушек с медальона, который он не снимал никогда в жизни, вдруг разгоревшийся под нежной кожей пальцев.

тарталья сметает волосы с глаз и собирает отросшую часть под резинку в небольшой хвост на макушке, натягивает курьерские шмотки, заказанные заранее с алиэкспресса на адрес отеля, и оглядывает себя последним беглым взглядом в зеркало — он выглядит немного сумасшедшим, глаза у него горящие, голубые, но мутные, будто лазурную воду с берегов согнали в цунами, будто что-то кипит в глубинах океана, но что — никому не подвластно знать.
парень смеется: этого будет достаточно, чтобы сыграть роль проштрафившегося мальчишки из доставки, которому срочно нужно передать бумаги, иначе его, господи, уволят, а у него ведь больная матушка. у охранника сегодняшней смены не так давно от рака скончался отец, и тарталья, конечно, безумно ему сочувствовал бы, но ему нужно было проскочить наверх к руководству, а на пути в лифт, как говорят у журналистов, все средства хороши. стоит только оказаться там, никто уже не задаст лишних вопросов.

он выглядит немного сумасшедшим, он и правда сумасброд, но если это приведет его туда, куда он должен прийти, будь, в общем-то, что будет.

и это, конечно, срабатывает. ох, боже мой, что же я буду делать, мне не на что купить лекарства, и я— пожалуйста, пропустите, вот документы, если не верите, только не разворачивайте меня назад — срабатывает. охранник оглядывается, чтобы никого не было рядом, и кивает рыжему мальчишке на вход, мол, шмыгай быстрее и чтоб я тебя больше здесь не видел, а тарталье ничего больше не нужно — зеленый свет у турникета все равно что зеленый свет маяка из великого гэтсби.

камушек под кофтой разгорается, будто золото в бане, и вместе с выброшенной в урну на этаже курьерской одеждой и поддельными документами его приходится достать наружу. только на черной кофте он перестает жечь так сильно. мысли снять его, впрочем, не возникает — никогда не возникало.

секретарша только и успевает, что прокудахтать что-то на слишком быстром для него английском, но тарталью не остановить уже, и только где-то совсем на глубине проскальзывает дурацкая мысль о том, что он _должен был_ подумать о таком развитии событий. будет обидно, если его развернут у самого входа. он почти наяву слышал тяжелый вздох скарамуша, который, конечно, узнав, прочтет ему длинную нотацию — не без повышения голоса и пары крепких матерных слов.

тарталья зажмуривается и идет напролом — бесстрашно открывает дверь в кабинет главы компании, некоего господина чжун ли, подготовиться к встрече с которым парень успел совершенно поверхностно, и понимает тут же, что с момента, когда тот посмотрит на него, ворвавшегося вот так, у него будет несколько секунд на то, чтобы задать вопрос.

тарталья набирает воздуха в грудь.

здравствуйте, меня зовут тарталья, я из издательства el mundo. скажите, это ваша компания помогала нелегальным перевозкам оборудования для бурения на ближний восток?

секретарша главы компании замирает в дверях, не зная, звать охрану сейчас или прямо сейчас, и тарталья мысленно крестится — желтый камушек на груди, кажется, почти светится.

0

3

люди давным-давно перестали верить в богов, и черт его знает, что чжун ли — they used to call him morax — забыл на этой грешней земле до сих пор. он не представляет, где теперь обитают остальные архонты, слышал что-то о том, что барбатос ушел в отрыв и теперь гремит сенсацией века на музыкальном поприще — но в остальном не слышал ничего. сам он выбрал своим местом обитания нью-йорк — город, что максимально не может напомнить ему о прошлом. город, чья ночная жизнь способна утащить тебя на самое дно, где таким уставшим от жизни и заебавшимся божествам, кажется, самое место.

для общественности чжун ли — успешный ребенок трагически павших родителей, который построил свою компанию с нуля. чем они занимались? да всем понемногу : впрочем, гео архонт не мог просто так избавиться от своего изначального смысла существования, поэтому в основном корпорация ли юэ ( еще одна дань прошлому, когда все внутри кричит п о р а з а б ы т ь ) занималась в основном добычей полезных ископаемых и драгоценных камней и металлов.

он до сих пор ждет, когда ждать уже глупо и бесполезно. янтарный камень на серебряной цепочке, что висит на его груди, с каждым днем все больше напоминает ему удавку, нежели символ надежды. он ненавидит себя за то, что посмел решить, что аякс однажды вернется. он ненавидит себя за то, что влюбился в смертного человека. он ненавидит вселенную за то, что не может умереть. в двадцать первом веке на этой планете едва ли найдется что-то, что будет способно убить бога. просить об этом кого-то из оставшихся в живых архонтов, пожалуй, было бы слишком жестоко.

он ждет — и в его снах мальчишка с рыжими волосами и голубыми глазами, такой живой и теплый, такой мягкий и любимый. его звонкий смех до сих пор звучит похоронным колоколом в его ушах, когда чжун ли открывает утром глаза. прошло уже более тысячи лет с тех пор, как он похоронил любимого где-то в землях нынешней норвегии. прошло уже более тысячи лет с тех пор, как аякс пообещал, что найдет его в следующей жизни. и то ли следующих жизней не бывает, то ли искал его парень не слишком тщательно. или не искал вовсе—

чжун ли бы все драгоценности этого мира отдал бы за то, чтобы его улыбку яркую не вспоминать более никогда ;

его офис в компании находится на самых верхних этажах, и из больших окон чжун ли может часами наблюдать за жизнью людей где-то там внизу. он смотрит на куда-то торопящихся одиночек; на парня, что стоит с букетом цветов, и на девушку, что бежит к нему с другой стороны улицы, рискуя попасть под колеса автомобиля; на рыжего паренька в форме доставки... взгляд мужчины задерживается на нем повнимательнее, и он неожиданно вскакивает на ноги, подходя ближе к окну, но парень уже скрывается из виду. у чжун ли что-то холодеет внутри, и ему приходится заверить себя, что ему лишь показалось. он просто скучает по аяксу слишком сильно в это время года, потому что именно тогда он видел его в последний раз.

у него работы полным-полно, секретарша принесла целую гору отчетов, а рабочая почта разрывается из-за какой-то катастрофы где-то в одной из его шахт. у чжун ли нет сил даже поднять руку и положить ее на мышку, что уж говорить о том, чтобы теперь это все разгребать.

разбитое и уставшее божество, что может быть печальней ? у него желание уйти в месячный запой, но он всегда осуждал барбатоса за то, сколько алкоголя тот употребляет, да и современный алкоголь не шел ни в какое сравнение с тем, что был когда-то в мондштадте. телефон пищит и охранник снизу уведомляет чжун ли, что к нему спешит какой-то доставщик.

мужчина хмурится и устало трет указательным и большим пальцами переносицу, пытаясь вспомнить, предупреждал ли его кто-нибудь об этом заранее. впрочем, учитывая, что почту он сегодня просматривал бегло и едва ли вчитываясь в смысл того, что ему пишут, то ему могли написать что-нибудь про начало третьей мировой войны, и он бы все равно не обратил на это никакого внимания ( все равно он и ее переживет ).

он ожидает, что доставщик оставит конверт у секретарши, а потому разворачивается в кресле обратно к окну, все еще жалея о том, что того рыжего мальчишку повнимательней рассмотреть не успел. дверь за его спиной неожиданно распахивается, и чжун ли бросает беглый взгляд через плечо и застывает.

э т о о н.

и никакой камень на груди ( а он вот он, родимый, и словно светится изнутри приятым знакомым теплом ) не нужен, чтобы сказать, что перед ним спустя тысячу лет действительно стоит аякс. он обещал его найти и нашел?
нет, глупо, глупо, чжун ли, он ведь что-то говорит тебе, вслушайся, пожалуйста? но он не может сдержать болезненного вздоха с чужим именем на губах: — аякс?

конечно же нет, он представляется тартальей ( к а к и р о н и ч н о ) и говорит что-то о том, что является журналистом ( и название у газеты испанское, забавно, что тогда он забыл в нью-йорке? ). чжун ли думает о том, что в современном мире, наверное, нет профессии, что подошла бы его аяксу больше. и только через пару мгновений до него доходит, что его, кажется, только что обвинили в каких-то грязных делишках. конечно же он не может помнить его, это физически невозможно. проблема чжун ли в том, что он с л и ш к о м хорошо помнит каждую проведенную с ним секунду.

он поднимается на ноги и жестом останавливает секретаршу, которая уже готова вызвать охрану. — все в порядке, джейн, я поговорю с этим молодым человеком лично. если меня кто будет спрашивать — меня нет.

чжун ли подходит к тарталье вплотную и смотрит на него немного снизу вверх. он понимает, что молчание затянулось, что тарталья может воспринять это неправильно, но не может перестать просто смотреть на него. внутри что-то сжимается так болезненно, что кажется, что он прямо сейчас получит наконец долгожданную смерть на этом самом месте. и ему приходится приложить все силы, чтобы не протянуть руку и не коснуться его лица.

я могу сказать, что впервые услышал об этом несколько секунд назад от вас, но сомневаюсь, что вы мне поверите, не так ли? — голос чжун ли звучит очень устало и практически обреченно как-то, но он не может отвести от него глаз. тысяча бесконечно долгих лет, почти четыреста тысяч дней, и черт знает, сколько это часов и минут, прошло с их последней встречи. ему хочется прижать возлюбленного к себе, но он понимает, что перед ним другой человек. человек, который его совершенно не знает и обвиняет в нечестных делах. у чжун ли от этого что-то внутри возмущается и воспламеняется будто бы. разве стал бы бог контрактов промышлять подобным и подрывать собственную репутацию? жаль, что это сейчас как аргумент не используешь. впрочем, раз такой вопрос был задан, то есть вероятность того, что кто-то внутри его компании решил воспользоваться его именем для собственной наживы.

и не повезет глупцу в тот день, когда чжун ли узнает его имя.

мне нужно знать всю информацию, что имеется у вас в наличии. если в моей компании завелась крыса, то от нее следует избавиться, — он холодеет и даже тон его становится таким жестоким, что становится неуютно. он никому не позволит нарушить условий контрактов, что были с ним заключены. очень плохо, что некоторые люди считают, что их трудовые договора ничего не значат. проблема лишь в том, что он не может сосредоточиться, когда рядом он, и его голос надламывается, когда он неожиданно добавляет, невольно касаясь камня на собственной шее: — интересный у вас кулон, тарталья.

0


Вы здесь » it's always yes with you. » active » you don't hear sollitude calling me + tartaglia & zhongli modern!au


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно